28 января в Большом концертном зале Красноярской филармонии пройдет фестиваль «Красноярск поет Высоцкого». В этому году его посетит сын Владимира Семеновича — актёр, режиссёр, сценарист, директор культурного центра-музея «Дом Высоцкого на Таганке» Никита Высоцкий. Директор новостей 7 канал Марина Максименко в эксклюзивном интервью пообщалась с Никитой Владимировичем:
Никита Владимирович, Вы приедете на фестиваль «Красноярск поет Высоцкого» впервые. Приоткройте завесу тайны: это будет визит зрителя, гостя или Вы планируете выйти на сцену фестиваля в качестве участника?
— Я несколько раз собирался приехать, но из-за того, что я всегда в Москве, и я директор Музея, у нас там тоже проходят различные мероприятия, у меня не получалось. В этом году немножко сдвинулся график и у меня, и у красноярских организаторов, поэтому 28 числа я приеду.
Я актер по образованию, и временами публично выступаю. Поэтому у меня будет что-то вроде части концерта, я в одном ряду с участниками фестиваля буду выходить сцену. Признаться, я побаиваюсь сцену, она очень большая, я знаю, я на ней работал.
То есть мы увидим от Вас какую-то театральную зарисовку или все-таки услышим в Вашем исполнении песни Владимира Высоцкого?
— Мы с организаторами еще решаем, но, насколько возможно, это будет театрально. Я когда-то участвовал в спектакле «Высоцкий», и в различных программах, связанных с отцом, поэтому я не совсем пустой приеду, я буду выступать.
На сколько дней Вы задержитесь в Красноярске?
— Я практически сразу уеду, с моим графиком мне довольно сложно задержаться, к сожалению. Я приеду, выступлю, попрощаемся, поговорим и я улечу.
Никита Владимирович, Вы посещаете различные фестивали и концерты, где исполняют песни Вашего отца. Есть ли среди этих артистов те, кто уже стали Вашими «любимчиками»?
— Вы знаете, нет. Я стараюсь никому никаких оценок не давать, я не считаю, что имею право. Высоцкий принадлежит всем, кто его любит. Другое дело, есть люди, у которых действительно получается плохо, они не умеют. Тогда, наверное, им лучше это делать на кухне, у костра. Но те люди, которые выходят на сцену и поют Высоцкого, это требует смелости определенной, и желания, навыков. Я стараюсь относится ровно. Другое дело у меня есть друзья, которые поют Высоцкого. Но, все-таки, я думаю, здесь мы все равны.
Скажите, Вас печалит то, что темы, которые брал Владимир Семенович в свое творчество сейчас вроде бы «не в моде». Я помню, как в детстве слушала кассету с его записями и меня потрясало то, о чем пел Высоцкий. Ведь он любил смотреть на людей в экстремальных ситуациях, как они себя проявляют. Но сейчас 21 век и он диктует другие правила. Как Вы оцениваете современную музыкальную культуру?
— Печаль только одна, что я и сверстники мои не молодеем. В этом смысле многие из нас бурчат, просто как более старшие бурчат на молодых. Я действительно не понимаю многого в современной жизни, а не только в современной музыке. Но я понимаю, что это моя проблема, а не проблема этой жизни. Другое дело есть откровенно плохие вещи: плохие стихи, плохая музыка, вторичные копии того, что в американской музыке было 20,30, 40 лет назад.
Но опять же, через это наша культура. Наша музыка должна пройти. Действительно каких-то ярких людей я не вижу. Но что делать, такое время! Когда талантливые люди уходят, в какие-то другие области бросаются. Может они сейчас деньги считают, может занимаются программированием, там, где жизнь бурлит.
Я скорее равнодушен к современной музыке. Не в смысле, что я к ней отрицательно отношусь. Просто она меня не пускает, я понимаю, что она не очень-то для меня, а для других людей.
Тут ведь проблема не совсем в музыке, ведь это определенный жанр, в котором молодежь коммуницирует. И в этом смысле есть какие-то интересные вещи. Но опять же, они пролетают мимо меня, мне не нужно, чтобы со мной так коммуницировали, но я с уважением к этому отношусь, такая жизнь, такое время.
У меня даже когда-то была идея с двумя молодыми продюсерами сделать программу, чтобы ребята прочитали не только свои рифмы и тексты, а почитали Высоцкого. Даже мы начинали, собирались, но по нашим планам ударила пандемия и ограничения. Так что не буду ни ругать, ни хвалить — это не про меня.
Возвращаясь к музыке Владимира Семеновича. Я вспоминаю, что лет в 10-11 я никак не могла разобраться с песней «Случай в ресторане». Потом я повзрослела и начала ее по-другому воспринимать, открылись новые смыслы. Лично у Вас происходят такие трансформации в понимании знакомых с детства стихов своего отца? С возрастом Вы находите новые грани?
— Конечно, это происходит. Вдруг начинаю смотреть на то, на что смотрел другими глазами. Потому что я поменялся, жизнь поменялась. И какие-то вещи, которые для меня раньше были проходными, становятся очень важными. Может быть главными. Я думаю, это касается не только Высоцкого, это касается современного глубокого искусства.
Не то, чтобы искусство просто многослойно и тебе, слой за слоем, открывается. Нет, оно — объемное, живое. И ты в этом объеме, в зависимости от своих знаний, своей позиции, своего опыта, начинаешь видеть то, чего раньше не замечал. На таком объеме, который многослоен, мы открываем все время что-то новое. И это не только смыслы, мы открываем себя. Потому что большое искусство нам в первую очередь открывает мир и самих себя. Бывает, что одно и то же, что ты знаешь много лет, поворачивается под каким-то особым углом к тебе.
Какой-то яркий пример можете вспомнить?
— Например, я достаточно долго спокойно относился к «Песне конченого человека», есть такая песня. «Истома ящерицей ползает в костях…» — начинается первая строка. Там есть совершенно удивительная метафора, которую я раньше пропускал, что человек про себя говорит: «Прозрачнее, чем открытое окно». То есть это его состояние. Невозможно быть прозрачнее, чем открытое окно, Вы согласны? И меня поразила сама сила такой поэтической фразы и сама метафора. Согласитесь, это не просто пустота — это что-то другое. Как про Пушкина кто-то написал, что он был пустой, как труба. А тут человек сам про себя — прозрачнее, чем открытое окно.
Да, это происходит у меня тоже, как у вас со «Случаем в ресторане». Если взять для интереса перечитать «Евгения Онегина» можно увидеть, что оказывается там совсем не про то, о чем учили в школе и раньше читали. Это остроумно, легко и, оказывается. про каждого из нас, хотя написано почти 200 лет назад.
Повторюсь, с настоящим искусством так всегда — с настоящей поэзией, с настоящей живописью, с настоящим кино.
Образ отца, которого Вы знали вне сферы его известности и его публичный образ: Вам удается оберегать их один от другого и не смешивать?
— Да, удается. Вы правильно сказали: оберегать и не смешивать. Время идет, и хочешь-не хочешь, что-то ты забываешь, с чем-то проще согласиться. Безусловно, это не тот человек, которого я помню. Но, с другой стороны, есть более сложные вещи. Потому что проходит время, есть вещи, которые ты забыл и начинаешь придумывать, как будто так оно и было. как будто начинаешь «замыливать» прошлое. Но настоящий образ нужно пестовать в себе, лелеять.
Действительно, много лет прошло. И тут не грех поучиться на чужих ошибках. Я смотрю на очень многих людей, которые знали моего отца, которые, как мне кажется, в какой-то момент просто потеряли его образ. Начали его образ менять под современность, иногда даже под политическую современность. И это не то, что недопустимо, но неправильно и получалось глупо, смешно и люди не сильно то верили. Поэтому Вы правы — лучше отделять и беречь.