Военный комиссар военкомата Советского района Красноярска Виктор Нечипоренко прокомментировал «7 каналу Красноярск» свою версию конфликта с журналисткой NGS24.RU.
Напомним, в сентябре прошлого года съемочная группа издания отправилась снимать мобилизационные мероприятия в красноярских военкоматах. В учреждении на Краснодарской у них произошла стычка с мужчиной в военной форме. По словам журналистки Евгении Шелковниковой, военком Нечипоренко хватал ее за руки и пытался увести в закрытую зону военкомата, а также пытался выбить из рук сотовый телефон. В результате данной ситуации журналистку признали виновной в применении насилия, не опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти. Ее приговорили к трем годам принудительных работ.
Далее публикуются комментарии, фото и видео материалы, предоставленные Виктором Нечипоренко.
Почему журналистам запретили съемку
— В законе четко сказано, что съемка и аудиозапись на территории военных частей, организаций и учреждений, в том числе и военкоматов запрещены. А на нашей территории есть еще воинская часть. В наших законах прописано, что если вы замечаете гражданина, ведущего съемку, вы должны обратиться в правоохранительные органы для установления причин этого действия и изъятия кадров. Потому что любой теракт начинается с подготовки. В подготовке теракта используются люди, как осознанно, так и вслепую.
Довожу до вашего сведения, что 21 сентября послеобеденное время нами был задержан оператор ТВК, который снимал с трех точек здание военкомата, расположение окон, фасад, видеокамеры. Он был задержан за пределами военкомата.
Как произошел конфликт с журналистами NGS24.RU
— Она [журналистка] зашла на территорию военного комиссариата в помещение для приема граждан. Вместе с оператором они начали снимать само помещение, других граждан. Наши дежурные увидели ее, сообщили, что съемка запрещена, она требования должностного лица не выполнила. Мало того, она начала снимать помещение дежурного, микрофон ей совать, оператор это все снимала. Дежурная вызвала меня.
Я вышел, сказал прекратить съемку, представился, был вот в этой форме, с подписью фамилии — зафиксируйте это. Она также засняла офицера пункта отбора по контракту, что также запрещено. Я ее попросил пройти для установления личности, установить цель прибытия. Она сначала пошла, но потом включила свой телефончик, и на расстоянии 1-2 сантиметра начала меня снимать, выкрикивая не в совсем нормальной форме мою должность и фамилию. Это сентивное расстояние, которое никому не дано право нарушать. Разрешение снимать я не давал.
Я знал, что меня снимают, и каждое мое прикосновение будет расцениваться, как нападение на журналистку. Поэтому осторожно указательным пальцем правой руки я отодвинул. Умышленно или неумышленно она свой телефон уронила. После она поднялась и начала размахивать своим микрофоном. Сколько ударов и взмахов было я не знаю, но десять точно как минимум. Я, естественно, уклонялся, но один удар получил — микрофоном.
Что было дальше
— Я приказал вызвать Росгвардию и сотрудников МВД. Если бы она ушла, то мы бы ее личность не установили, поэтому я приказал прикрыть двери. Ключи мы не нашли, потому наш сотрудник просто держал двери. Она кидалась на него, наносила удары, потому что человек был явно в невменяемом состоянии. Он ее выпустил, она выбежала, оператор ее ушел до этого.
На полу валялся ее бейдж. Я его отдал дежурной, чтобы та передала сотрудникам МВД для установления личности данной гражданки. Потому что я до сих пор не исключаю подготовку к теракту. Напоминаю, что за день до этого мы задержали оператора, а в октябре в отношении нашего военкомата был совершен теракт. Человек бросил бутылку с зажигательной смесью в торцевое окно. Этот человек явно знал, куда кидать, чтобы выгорел весь этаж. И я не исключаю участие в подготовке данной гражданки.
Потом эта гражданка вернулась за своим бейджем — минут через 5-7. После она начала ругаться, материться. Я дал дежурной команду снимать все это на телефон, и она зафиксировала один удар. Один, но зафиксировала. Я уклонился, но ногтем [царапину] получил. Потому сотрудники Росгвардии ее задержали, и началось следствие.
Следствие
После на меня посыпались жалобы во все инстанции: в военно-следственный комитет, следственный комитет Советского района. Никто не нашел превышение должностных полномочий. Те же журналисты NGS24.RU могли хотя бы приходить на суд по своей коллеге. Ей [Евгении Шелковниковой] еще кто-то, видимо, предложил пойти на примирение — она мне написала смс с извинениями.
Но в этот момент ей встречаются два интересных человека. Это адвокат Антипов, а второй — свидетель по фамилии Ангел. Вот когда совершился теракт, этого Ангела проверяли сотрудники МВД. Гражданин с одной фотографией имеет два досье в полиции. Дважды судим за мошенничество. Это единственный свидетель в защиту Мандрыгиной [Евгении Шелковниковой]. Эти два человека пообещали сделать ее невиновной, но в зале суда все подтвердили мою версию событий.
Показания гражданина Ангела не подтверждает сама подсудимая. Якобы я нанес ей один удар в грудь со всей силы. На вопрос следователя о том, как отреагировала подсудимая, ответ — никак, только вскрикнула. Сама Мандрыгина [Шелковникова] эти показания отрицает.
В течение года шел суд. Ни один человек не подтвердил версию Мандрыгиной, кроме Ангела.
Позиция издания NGS24.RU и журналистки Евгении Шелковниковой
Редакция «7 канала Красноярск» вновь обратилась к журналистке Евгении Шелковниковой за комментарием. Мы показали видео, отправленное Виктором Нечипоренко.
— Когда все эти мужчины меня окружили, действительно, я могла отмахиваться. Может, ему, может, другому человеку. От кого я могла отмахнуться микрофоном — я не знаю. Нечипоренко впоследствии написал, что удар я наносила непосредственно ему, он испытал физическую боль и попросил привлечь меня к ответственности. Что у него обнаружили царапину, но вряд ли микрофон с поролоновой накладкой мог нанести царапину.
— Евгения, прокомментируйте видео, которым сегодня поделился военком Нечипоренко.
— Я вижу на этом видео себя, я от кого-то отмахиваюсь, кто стоит за кадром я уже не помню. В суде, кстати, очень выборочно отсматривались видео: те, которые предоставила я — они не открывались. Три заседания их пытались посмотреть. Это видео рассматривалось на суде, он [Нечипоренко] действительно его приводил в качестве аргумента, что я его ударила. Но, опять же, он заявлял, что ударила я его микрофоном, на этом видео у меня микрофон в левой руке, а отмахиваюсь я от него правой. Повторюсь: удара я не наносила, ни микрофоном, ни рукой.
— А что со свидетелем со стороны защиты? Нечипоренко говорит, что у него за плечами два уголовных дела о мошенничестве.
— Этот мужчина совершенно случайно попал на мою запись. На суде военком утверждал, что это мой знакомый, но это просто посетитель военкомата. Он как раз увидел, что меня бьет и выбивает телефон из рук военком, куда-то тащит. И попало на видео то, как это мужчина говорит: «зачем ты ударил женщину». К счастью, следователь нашла это мужчину и привлекла на суд в качестве очевидца, незаинтересованного лица.
— Нечипоренко также показал смс-сообщение с вашими извинениями и просьбой пойти на мировую. Создается впечатление будто вы признаете свою вину.
— Там не было признания вины, я действительно принесла извинения. Мое поведение было несколько эмоциональным, и я в каких-то моментах называл его на «ты» — за это стоило принести извинения. Но основной момент заключался в том, что моя следователь предложила решить все в досудебном порядке. Но, о чем она умолчала, так о том, что уголовное дело в любом случае будет заведено, потому что потерпевший — представитель государственной власти. Поэтому неважно как бы я перед ним извинялась. Эта смс — не признание вины. В этом месте, в холле военкомата, мы находились на законных основаниях, а он [Нечипоренко] начал распускать руки, первым провоцировать конфликт. Очень сомневаюсь, что я нанесла ему какой-то удар, но это, в общем-то, второстепенное дело. Это было явное препятствование журналистской работе.
Игорь Пантелеев
