— Это не первый визит европейского оркестра Глена Миллера в Красноярск. Что вас заставило сюда вернуться вновь при столь плотном концертном графике? Я знаю, что у вас до 200 концертов в год.
— Я не знаю. Промоутер решил, что надо вернуться в Красноярск, и мы вернулись. Это не проблема для нас. Я помню предыдущий концерт, тогда люди были очень счастливы. Это было восхитительно. Возможно, сибиряки такие.
К примеру, если сравнивать с Европой, если работаешь в Голландии или в Италии, — в Италии публика всегда кричит на концертах «вау-вау», плачет, они вообще очень музыкальны. Голландцы очень выдержаны — они просто слушают музыку и спокойно реагируют. Возможно, в России есть такая же разница, но для нас разная публика - это не проблема.
— Насколько я помню, помимо вас работают еще три оркестра: британский, скандинавский и родной, американский. Не доводилось ли вам давать один общий концерт на всех? Если да, то какие эмоции, ощущения?
— Дело в том, что у каждого оркестра очень много гастролей. Скандинавский, к примеру, путешествует по Норвегии, Дании, Швеции и дает до 70 концертов в год, мы —по всей Европе, странам СНГ и Израилю, американцы — по своей стране и Японии. У всех очень плотный график.
— Не хотелось ли собраться и дать один совместный концерт?
— Отличный вопрос. Мне кажется, у нас просто нет такой возможности. Нужно найти какой-то один день, чтобы собрать нас всех вместе, нужен отдельный человек, который будет этим заниматься.
Это еще и вопрос денег. Я думаю, у мистера Маккея — президента корпорации Гленна Миллера — есть свои причины, почему он нас не соберет всех вместе. Но с моей стороны — никаких проблем.
— Скажите, не устаете ли вы из года в год играть практически одни и те же композиции, созданные или переработанные еще самим Миллером?
— Нет, потому что [играем] очень много музыки из сороковых годов, неизвестной даже мне. Мы недавно записали отличную пластинку. Гленн Миллер не был композитором, он написал две или три песни. Он был аранжировщиком, но сотрудничал с людьми, которые писали восхитительные песни — Билл Финиген, Билли Мэй, Джери Грей. Глен Миллер брал их песни и играл так, что их знают по сей день — «Серенада лунного света», «В настроении», и другие. И сегодня люди знают эти песни.
Мы можем играть новые, но тогда меня спросят: что это? Мы можем играть Фрэнка Синатру — но это джаз, а мы не играем джаз, мы играем свинг. Иногда люди меня просят сыграть джаз, но я им отвечаю, что мы играем свинг.
— Я читала, что в самом первом составе оркестра Глена Миллера царила жесткая дисциплина. Музыкантам запрещено было переговариваться на сцене, а платки в пиджаках должны были соответствовать цвету носков. Придерживаетесь ли каких-то особенных правил? Курите тоже только «Честерфильд»?
— Если бы я придерживался таких строгих правил, как Гленн Миллер, наверное, я бы уже остался один, без оркестра. Разумеется, все члены оркестра следят за своим внешним видом — ботинки, рубашки, все на высоте. Конечно, как в оркестре Гленна Миллера, в самом первом, оригинальном, — у нас отличная дисциплина. Мы не так часто репетируем, не десятки тысяч раз, как это делали ребята Гленна Миллера, — но мы тоже очень много репетируем. Но без фанатизма.
— «Серенада Солнечной долины» — неизменный хит. Какие еще из композиции пользуются особой любовью ваших поклонников?
— «Серенаду Лунного света» мы играем дважды, в начале и в конце, потому что так делал сам Гленн Миллер. Мы не играем композицию целиком — немного начала и немного окончания, потому что это очень красивое, но очень длинное произведение. Мы начинаем и заканчиваем «Серенадой». Это традиция.
