36424

Место силы. Алёна Миронова: «Люди стали меньше допускать к себе случайных людей, больше тянутся к надёжным»

Краткая справка

Алёна Андреевна Миронова

Старший преподаватель кафедры «Общественного здоровья и здравоохранения» Красноярского государственного медицинского университета

В кратчайшие сроки организовала и возглавила штаб Общероссийской акции взаимопомощи #МыВместе

Ежедневно курировала работу регионального и муниципальных штабов.

Награды: 

  • Знак отличия Российской Федерации «За благодеяние» (награда № 041 от 12.10.2020).
  • Благодарственное письмо Заместителя Председателя Правительства Российской Федерации за активную и значимую помощь фельдшерско-акушерским пунктам и сельским жителям (2018).
  • Благодарственное письмо Руководителя агентства молодежной политики и реализации программ Общественного развития Красноярского края за участие при подготовке и проведении торжественных мероприятий, посвященных празднованию 74-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов (2019).
  • Грамота Председателя Всероссийского общественного движения «Волонтеры-медики» за эффективную организацию добровольческой деятельности в сфере здравоохранения на территории Красноярского края и Сибирского Федерального округа (2019).
  • Благодарственное письмо Губернатора Красноярского края за высокий профессионализм и добросовестную работу в сфере молодежной политики в Красноярском крае (2016).
  • Благодарственное письмо Министра здравоохранения Красноярского края за плодотворное сотрудничество с министерством здравоохранения Красноярского края и активную общественную деятельность (2016).

Родилась 27.02.1989

Воспитывает сына


Илья Зайцев, ведущий:
‒ Алёна, добрый день!

Алёна Миронва:
‒ Приветствую Илья!

‒ Чтобы было понятно: когда выбирали место силы, почему Столбы?

‒ Столбы – то место, которое всегда близко, но энергетики достаточно, для тех, кто любит горы, для тех, кому никакое море этого не заменит. Это то место, куда идёт красноярец, который здесь живет.

‒ Подзаряжаетесь?

‒ Однозначно.

Место силы - Алёна Миронова - Столбы 2_2.png

‒ Пока подзаряжаемся, банальный вопрос: почему медицина?

‒ Ой, меня сильно отговаривали. Мама с папой врачи, и они меня очень отговаривали. Потому что, когда я поступала, во-первых, врачи намного меньше зарабатывали. Во-вторых, всё было так бедно и не было понятно, вообще, в перспективе будет лучше или нет. Самое крутое место, где мы были – это старый корпус краевой больницы ещё до ремонта. Вообще не было понятно, насколько это стабильно и надёжно, когда я выбирала, когда заканчивала школу. То есть мои амбиции были максимальные. Я хотела, на самом деле, помогать людям жить дальше.

‒ А помните момент, когда, что называется, щёлкнуло, что точно врач? Бывает же какой-то момент, это может быть, на взгляд обывателя, абсолютная ерунда и незначительно, но когда ты внутренне понимаешь, что вот в этот момент, я для себя внутренне решил, что я хочу быть ‒ в вашем случае ‒ врачом?

‒ Я не помню момента, когда я думала по-другому. У меня родителей в младшей школе вызывали в школу, потому что я приносила в школу атласы и рассказывала, откуда берутся дети. Это жутко всех смущало, но для меня это было так естественно – «Ну как можно этого не понимать?»

‒ В каком классе это было?

‒ Это была начальная школа. Папу вызывали с мамой. Папа такой невероятный шутник, очень харизматичный человек. Мама, конечно, очень переживала, что дочку сейчас будут ругать. Папа встал: «Так вы радуйтесь! У вас тут родителям ничего рассказывать не придётся!» Я вообще не помню другого, я себя с другой профессией или квалификацией никогда не связывала.

‒ Есть те же профессии, где ответственность разделяется…

‒ Да.

‒ А есть профессии с персональной ответственностью. И вот у врачей почти всегда эта персональная ответственность конкретного врача за жизнь конкретного пациента. Принимая решение об этой профессии, не было ли Вам страшно?

‒ Вы знаете, мне кажется, что такие содержательные и глубокие вопросы не приходят. Я не помню, чтобы вообще кто-то из моих сокурсников ими задавался. Я думаю, они уже приходят в довольно зрелом возрасте, или когда их пытаются обозначить для своих детей родители-врачи.

‒ Прав ли я, что у человека, прямо или косвенно отвечающего за жизнь и здоровье другого человека, другое ощущение боли?

‒ Вы знаете, это тоже дело привычки. Я пока работала в реанимации, я очень часто встречала – что люди умирают при мне. И из таких, чтобы меня как-то сильно глубоко задели, я помню первые случаи. Я же студенткой пришла, ещё до этого ни разу не видела, чтобы человек умирал при мне. Или только что с ним общалась, и он тут же умер. У меня даже родственников к тому моменту не было, чтобы они умерли, и мы хоронили кого-то, кого я помню с детства. И когда я пришла на первой смене, это было в реанимации в первой, попала на работу в первую реанимацию санитаркой, и я тут же с бабулей разговариваю. У меня в своей семье есть бабушка, я к ней большие эмоции испытываю, пытаюсь для неё что-то сделать. И мне медсестры говорят: «Алёна, ты вот чего привязываешься, ты делай свою работу уважительно, с любовью, но ты лишнего на себя не бери». И буквально прошло минут 20, я куда-то ушла, подхожу – она отвернулась и всё, я понимаю, что человек умер. Это, наверное, первый случай, когда картинка летела перед глазами, подходит персонал, что-то мне говорит «нужно дальше делать…», а у меня просто картинка, потому что я не могу сопоставить. Я только что с ней поговорила и вот она уже умерла.

У нас был такой один пациент, у него сломался позвоночник в шейном отделе, то есть он уже всё, без перспектив. Он полгода лежал у нас в реанимации, и он не всегда понимал время года, и ничего кроме лица, не чувствовал. И, конечно, когда к тебе обращается человек и говорит: «А вы можете принести травы, помять у носа, чтобы запах понял. Сейчас лето или зима? Или снег…» Вот ты несёшь, ты подходишь, ты же не можешь эмоционально вообще ничего воспринимать. Меня не было две недели, я возвращаюсь, иду на работу, прихожу и первое, что мне говорят мои коллеги: «Алёна, он умер за это время». Ну, такие случаи я сильно помню.

‒ Очень многое в отношении медицины, врачей, здоровья изменил март 2020 года. Не то, чтобы одномоментно, но это было такое начало кардинальных изменений, когда началась пандемия. Можете вспомнить момент, когда вы поняли, что коронавирус - это серьёзно, это надолго, и это изменит много?  

‒ Я 17 марта улетала в Барнаул, мы выбирали там регионального координатора, так как это СФО – мой округ. И мы должны были лететь с председателем, он должен были прилететь из Москвы, а я отсюда. Его федеральный министр снял с самолёта и сказал, что уже куда-то улетать поздно, и мы начинаем работать. Я об этом узнала, когда приземлилась в Барнауле. Мне позвонил исполнительный директор, что вылетает к нам он. И когда он приехал и рассказал уже о согласованных объёмах поставок к нам СИЗов и всего. Я поняла, что мы здесь, на месте, сильно недооценивали, что нас ждёт впереди. И буквально уже в ночь мне позвонили из региона и так забавно задали вопрос: «Алён, ты хороший организатор здравоохранения?» Я говорю: «Я на это очень надеюсь». «Организуй себя часов через 8 в Красноярске».

Я прилетела и здесь, конечно, уже за неделю всё было понятно. Мы открылись примерно в марте – в конце марта, апрель мы проработали на таком ещё одном напряжении. И в мае уже было понятно, что начинают уставать люди, пришедшие волонтеры, которые были посторонние. В июне люди уже были не мотивированны к работе, потому что люди уже не понимали. 2 июня ко мне подошёл первый волонтер (это был волонтёр не медик), и он задал мне вопрос: «А как вы считаете, мне нужно поехать и попрощаться с родителями?» Они у него где-то в Курагинском районе живут. Он говорит: «Я вот сейчас задумался, что мне же надо, наверное, поехать и с ними попрощаться, а то вдруг я их больше не увижу, пока я здесь».

‒ А откуда сила вот у Вас, у волонтёров? Понятно, что первое время это была ‒ возможно, вы меня поправите, ‒ компенсация страха. Пока ты чем-то занят, тебе не так страшно. Но вот силы и причины: почему люди туда шли, и почему туда шли Вы?

Место силы - Алёна Миронова - Волонтёрский штаб 2_2.png

‒ Во-первых, мы начинали с волонтёрами-медиками, соорганизатор был ОНФ. И первое количество волонтёров мы набирали за счёт медиков. И медики, и мы к этому относились так: это историческое время. Мы понимали, что этот период в жизни они точно будут в рассказах передавать своим детям, дальше студентам, потому что мы застали это впервые. И понимали, что это очень важная часть нашей судьбы, карьеры медицинской. И вопросов «Зачем?» не было до августа. До августа хватало сил и понимания, что это очень своевременная помощь и очень нужная, потому что альтернатив этой помощи не было, людям достаточно было находиться дома и так далее. Вы знаете, и в августе бы не было вопросов. Но в августе мы поняли, что люди стали пользоваться. И ушёл на второй план профессиональный аспект их, как волонтёров-медиков и других людей, пришедших. Которые приходили вообще-то в своё рабочее время, на своих автомобилях, тратили бензин, это были не медики. И в августе все люди стали задаваться вопросом, когда знаете, мы там всем рынком искали кошачий корм, и я понимала, что у меня там автоволонтёр мужчина на своей машине взял 3 заявки. И он выполняет одну заявку полдня, потому что он по заявке ищет какой-нибудь творог, который на другом конце города на 4 рубля дороже. И мы говорили [тому, кто дал заявку]: «Мы вам заплатим 4 рубля» ‒ «Нет, я хочу тот творог, а ты волонтёр, тебе платит президент, и ты не имеешь права мне отказать. Я и моя кошка хочет есть только это».

И когда уже начались прямые угрозы, меня постоянно спускали ребята в штаб и говорили: «Алёна Андреевна, вас к телефону». Я подходила и мне говорили: «Ты знаешь, кто я?» Я говорю: «Вы не представились, и мне непонятно. Я Алёна, руководитель штаба». Мне говорили: «Ну, всё, тебя завтра губернатор уволит». Я говорю: « А почему он меня, простите, уволит?» «А потому что вы морковку кормовую привезли».


Место силы - Алёна Миронова - Волонтёрский штаб 1_1.png

У нас, получается, что вакцинированных по сравнению со второй волной, конечно, существенно меньше: процентов на 40. И сейчас ребята только первые ставят вакцины. Это получается, что они только у нас недели через 3 поставят вторые и, потом еще, считай, время формирования иммунитета.

‒ Алёна, мы вот сейчас в штаб-квартире волонтёров-медиков, и вот, чтобы было понятно, вот Вам это зачем?

‒ Это же не просто доброе дело – это же профессиональная деятельность, это некоммерческий сектор. У меня уже достаточно много опыта, широкий кругозор. Я очень внимательно наблюдаю за европейской частью страны и Европой, Америкой. И ведь это [волонтёрство] третий сектор, такой равноценный игрок рынка услуг там и всего вообще в государстве. У нас пока не так. Когда я понимаю, что мы могли бы сделать, если бы у нас третий сектор всё-таки в полной мере имел ту силу, и достаточную, и набор компетентных специалистов – я вижу поддержку своего сообщества. Я вижу поддержку для себя авторитетных людей, которые говорят, что «Да, вот на своём месте занимайтесь, потому что хоть кто-то должен это делать хорошо».

‒ Не поверю, не поверю, что отсутствие иногда обратной связи или требования не цепляет никакие эмоциональные струны. Вот как восстанавливаетесь от обиды, которая, уверен, всё равно бывает? Вы же не железная леди.

‒ 100%, ну бывают угрозы. У нас, когда акция «Мы вместе» была, мне регулярно звонили люди и угрожали, что губернатору меня сдадут, если я не приеду там выгуливать собак и так далее, и ругались. У нас был тут развернут колл-центр, и я иногда спускалась в дежурную смену. У меня сидят девчонки-врачи, ординаторы. И вот она сидит, и она уже всё – на грани, и плачет, её вот так хорошо [приложили] по телефону. И мы начинаем ровно с одного: «Выдохнули, это всего лишь ситуация, ты делаешь работу, а это ситуация». Я работала, у меня люди умирали, ну как к этому относиться? Я скажу –однозначно, когда ты человека на смене встретил, а потом ты его завернул – это тяжелее, чем на тебя накричали по телефону. И моя задача как руководителя, научить моих волонтёров выдыхать. Вот у нас любимая фраза: «Выдохнули, всё, пошли, выдохнули, всё».

‒ Ну, тогда выдыхаем и идём дальше на Столбы.


Место силы - Алёна Миронова - Столбы 1_1.png

‒ Абсолютно уверен, даже не уверен, а знаю, что у вас были и есть предложения приехать в другие регионы. Но, тем не менее, вы как-то упорно всё отказываетесь от этих самых предложений. Почему?

‒ Я организатор здравоохранения, и мне интересно видеть результат реально своей работы. Наш регион, он очень геополитически уникален тем, что мы практически полностью повторяем собой всю Россию. Если нас развернуть, положить на карте, то и по плотности расселения людей, и по климатическим зонам. То есть мы - повторение России, только находимся в сердце России. И мой опыт, и практика показала, что те проекты пилотные, которые мы здесь заводили, и у нас получались – мы потом реально могли тиражировать на всю Россию. Потому что, если это реально у нас – с условием нашей транспортной доступности, нашего Севера и так далее, то в регионах других это тоже получится. И в России это тоже получится. И плюс, я выросла в этом регионе, я очень зависима от природы этого региона.

‒ Вот как здесь, да?

‒ Да, вот Столбы это очень доступное место. Когда приезжают гости у меня – москвичи, вся моя федеральная дирекция, - они все здесь были, потому что это необыкновенное место. Но я же здесь только начинала, и мы всегда готовились здесь к сезону. Обычно само туристическое лето я проводила в Ергаках, на Шумаке [в Бурятии], Байкале, Алтае. И я понимала, что для моей потребности, за счёт чего я восполняюсь, и за счёт чего я получаю: мне нужен спорт. Но спорт – это не всегда возможно, потому что есть здоровье, накопленные травмы. И это не всегда в таком объёме позволительно. Но природа – сюда можно попасть всегда. У меня бывает: я с утра сходила на Столбы, к 11 уже на работе, вечером ты поплавал и приехал домой: 3 разных дня получается.

‒ Тогда другой вопрос: а зачем тогда в политику? Ведь это не секрет, что результаты подведены, вы приняли участие в праймериз по Октябрьскому одномандатному округу №4.

‒ Для масштаба моих идей мне не хватает управленческой силы уже, то есть для того, чтобы мне донести мысль, мне приходится очень часто, иногда в горизонтали и в вертикали объяснять, договариваться, убеждать. А вообще, иногда ты понимаешь, что надо так, и через некоторое время от этого вообще будут результаты. И плюс, конечно, я очень много работаю на стыке разных ведомств. И мне очень понятна проблема, почему мы, например, не можем важные межведомственные проекты запустить. Потому что у наших чиновников нет опыта, и они очень боятся горизонтальных связей. То есть, чтобы у меня специалист из Минздрава о чём-то договорился со специалистом из Минобра или соцполитики, то есть это нужно сделать вот так. Потому что вот эдак не получится никогда. И это же невозможно, но я видела результаты подключения депутатов, с ними это как-то несколько проще. И мы чуть быстрее шагаем в нужную сторону.

‒ Вот мы все понимаем, что мы уже вошли в третью волну пандемии, о которой мы сегодня уже говорили. И всё стало ещё более неопределённо, чем было в первую волну, когда это было вообще впервые. Во время второй волны, когда мы вроде разобрались и были готовы побеждать, и научились лечить, и реагировать, и система вроде бы выстроилась. Возьми эту систему и переставь на третью волну, но не получается. Всё по-новому, и, как говорят, специалисты, боремся с новым вирусом. Есть ли рецепт, как с этим справиться?

‒ Лично я стала обращать внимание, что как раз сейчас людей стало волновать их окружение: люди стали меньше допускать к себе случайных людей, люди стали больше тянуться к проверенным, к надёжным. У меня очень многие коллеги стали абсолютно иначе выстраивать отношения в семье. Как в семье внутри «муж-жена», так и в семье «мама-родитель». Я для себя, на удивление, в этом году в первый раз переехала к родителям на дачу, какие-то шторы там вешаю, потому что у меня нет уверенности, что эта трагедия не коснётся моей семьи.

‒ Сыну сколько?

‒ Моему ребёнку 4 года, мальчик у меня.

‒ Как думаете, находясь в таком окружении организаторов здравоохранения, как вы ‒ бабушки и дедушки... Он пойдёт в медицину?

‒ Мне кажется, что самое главное – ему его судьбу не навязывать. Для меня очень будет приятно, если он освоит какое-то своё дело и станет хорошим специалистом, может быть уникальным или незаменимым. Мне как маме хочется. Но какая это будет отрасль - не имеет значения. Я знаю точно, что он растёт очень небезразличным мальчиком, растёт очень ласковым ребенком. И ему приходится постоянно бывать в моей среде. Потому что у нас весь коллектив по очереди с ним иногда сидит – если он заболел, то он на работе, с ним мой коллектив, часть волонтёров. Были периоды, когда они просто приходили с ним посидеть. Поэтому он очень близко всех их воспринимает, они все ему очень понятные люди. И когда мы что-то делаем и предлагаем ему маленькую роль добра в каком-то большом деле сыграть, он с лёгкостью и с удовольствием берётся и делает это.

‒ Спасибо большое за разговор и за это место силы. Спасибо!

‒ Спасибо!

 

Нашли ошибку в новости? Выделите ее и нажмите Ctrl+Enter.

Сообщите свою новость

Последние новости